Ада Чумаченко - Человек с луны[Рис. П. Староносова ]

Ульсон и Бой спали. Туман ещё цеплялся за ветки деревьев и стлался по земле. Маклай вышел на тропинку и углубился в лес. Ему хотелось пройти в  Горенду, в деревню, в которой он впервые встретил Туя.

Жители Горенду были ближайшими соседями Маклая. Это оттуда доносились по ночам глухие звуки дудок и барабанов — больших, искусно выдолбленных обрубков дерева. Это над Горенду поднимались по утрам высокие столбы дыма. Это оттуда к хижине Маклая приходили каждый день молчаливые и любопытные гости.

Горенду была близко, и Маклаю казалось, что тропинка сама приведёт его к ней.

Шагалось легко. Солнце было ещё низко. Утренний лес был полон росы, блеска, птичьих голосов. Ноги точно сами перепрыгивали через корни деревьев. Плечи легко раздвигали ветки вьющихся растений.

Резкий крик птиц лори привлёк внимание Маклая.

Он поднял голову. Птицы перелетали с ветки на ветку, похожие на пёстрые, неожиданно ожившие цветы. Красные, жёлтые, синие крылья были ещё ярче от солнечного блеска, сочившегося меж листьев.

Маклай вдруг остановился. Прямо над его головой, совсем невысоко, вспорхнула птица, не похожая на остальных нарядных своих подруг.

Это была кокки — птица-шалашник, размером и чёрно-сизым оперением сразу напомнившая Маклаю его землячек — простых русских галок.

Маклай засмеялся.

—  Галочка! — позвал он её. — Галя!

Кокки не испугалась. Чёрный блестящий глазок зорко глядел на человека. Затем птица лениво взлетела и пересела на соседний куст. Маклай сделал несколько шагов по направлению к ней.

—  Ах ты, галочка! — повторил он. — Ах ты, галя! Птица опять перепорхнула на другое дерево. 

    Маклай протянул осторожно руку. Птица была близко. Казалось, он может достать её. Его почему-то умиляли её простые чёрные пёрышки, её любопытный глазок, наклонённая набок головка.

Ему сразу припомнилось детство в деревне, рыхлый мартовский снег и галки на ветвях прозрачных берёз.

Промочив до коленей ноги, он по целым дням бродил тогда по оттаявшим дорогам, пускал кораблики по вздутым мутным ручьям.

Ещё тогда, в селе Рождественском, Новгородской губернии, одиннадцатилетним мальчуганом, он твёрдо решил стать путешественником. Далось это ему нелегко. Отец умер рано, средств не хватало, жизнь была трудной. Но как бы то ни было, а намерение своё он выполнил.

И сейчас перед ним не простая родная галка, а новогвинейская птица кокки, за спиной — океан, под ногами — тропинка в папуасскую деревню Горёнду. И вдруг Маклай с удивлением огляделся вокруг себя.

Нет, это вовсе не дорожка в Горёнду. Этой лужайки в прошлый раз он не видел. Вот и глубокий обрыв; его не было тоже. Между деревьями мелькают крыши хижин, но это не Горёнду. Он пришёл к другой деревне.

Мальчик лет четырнадцати выбежал из кустов. Он с изумлением посмотрел на Маклая и вдруг закричал и бросился бежать обратно.

За деревьями завизжали женщины, громко заплакали дети. Кто-то закричал, предупреждая об опасности, и сразу замолчал.

Маклай остановился. Крики сразу оборвались.

Снова стало тихо. Маклай пожал плечами и раздвинул кусты. 

Мужчины, вооружённые копьями, стояли не двигаясь. Брови их были насуплены, ноздри раздуты. Под тёмной кожей дрожали мускулы, руки напряжённо сжимали древко оружия. Казалось, ещё мгновение — и эти копья полетят в Маклая,

Маклай огляделся. Да, он попал совсем в чужую деревню. Ни одного знакомого лица, ни одной улыбки, ни одного приветственного жеста, И нигде ни женщин, ни детей. Их всех спрятали от него — от врага, от незнакомца. Он нерешительно шагнул вперёд. Две стрелы с лёгким свистом пронеслись над его головой и ударились о ствол дерева.

Маклай стиснул зубы и сжал кулаки, но лицо его было спокойно, только голова поднялась чуть-чуть выше. «Спокойствие, — говорил он себе. — Посмотрим, что будет дальше. И как хорошо, что я оставил револьвер дома!»

Папуасы подходили к Маклаю всё ближе и ближе. Их было много и с каждой минутой делалось больше.

Толпа окружила Маклая. Старик с лохматой бородой вышел вперёд и закричал о чём-то громко и пронзительно. Остальные стояли насупившись и одобрительно покачивали головой. Речь старика, видно, была им по душе. Время от времени старик вытягивал худую, жилистую руку и указывал на лес. И тогда десятки сильных, мускулистых рук вытягивались в том же направлении.

Маклай не шевелился.

Вдруг чьё-то копьё мелькнуло у самых его глаз. Оно почти коснулось его щеки и таким же ловким движением было отдёрнуто назад.

Молодой воин насмешливо смотрел на Маклая, Он думал услышать испуганный крик, увидеть искажённое страхом лицо.

Маклай улыбнулся, сделал шаг вперёд и, не произнося ни слова, опустился на лежащую рядом с хижиной циновку. На горячей земле лежала лёгкая, прозрачная тень. Маклай молча расстегнул пояс и, наклонившись к башмакам, стал расшнуровывать их. Один за другим башмаки свалились с усталых ног. Маклай пошевелил натруженными пальцами, примостил свой мешок вместо подушки, зевнул и растянулся во весь рост.

Крикливый старик замолчал на полуслове.

Открыв рот, он с недоумением смотрел на Маклая.

Толпа чуть-чуть отодвинулась и притихла.

«Очень хорошо! — подумал Маклай;— Очень хорошо! Не нападёте же вы на безоружного спящего человека. Вы видите, что я не боюсь вас. Не боюсь — значит, я сильнее. Кто же тронет сильного и мирного гостя?»

Устроившись поудобней, Маклай подложил под голову руку, совсем как у себя на постели. Из-под опущенных век он видел, как папуасы взволнованно переговаривались между собой. Задние поднимались на цыпочки, чтобы получше рассмотреть странного человека. Костлявый старик, тряся бородой, показывал попеременно то на небо, то на Маклая. Юноша, только что целившийся копьём в Маклая и чуть-чуть не ранивший его, сейчас сидел на корточках и жадно разглядывал сброшенные башмаки. Остриём своего копья он то поднимал, то опускал длинные шнурки с медными наконечниками. Было видно сразу, что они очень нравились ему, но подойти ближе и взять их в руки он не решался.

Маклаю стало смешно. Чтобы не рассмеяться, он отвернулся и посмотрел вверх. Старая знакомая, чёрно-сизая птица кокки, снова была над его головой.

«Ага, ты опять здесь, галочка, — подумал сквозь наплывающую дремоту Маклай. — Ничего, сестричка, ничего. Мы с тобой и здесь не пропадём. Мы-то новгородские…»

И Маклай закрыл глаза совсем уже спокойно. Папуасы отодвинулись ещё дальше. Юноша с сожалением оторвался от шнурков и встал на ноги. Голоса стали тише. Старики, оглядываясь на Маклая, побрели к хижинам. Из входного отверстия выглянула женщина, нерешительно вышла на площадку. Там, под тяжёлым камнем, в ямке, вырытой в земле, допекались плоды банана и куски свинины, завёрнутые в широкие листья. Опустившись на колени, женщина захлопотала над своим обедом. Худая собака ткнулась мордой в её плечо. Голый ребёнок вцепился  в клочкастую шерсть и потащил собаку за собой в хижину.

Возле спящего Маклая сидели теперь только косматый старик и несколько папуасов помоложе. Они жевали бетель и сплёвывали в сторону кроваво-красную слюну. Они молчали. И только изредка старик повторял одно и то же слово, показывая глазами на Маклая и хлопая себя по груди, — очевидно, для большей убедительности.

—  Каарам-тамо, — говорил старик, — каарам-тамо. На языке папуасов это значило: «Человек с луны».

Живым и здоровым, только смертельно уставшим возвратился Маклай в свой домик на сваях.

Маклай налил большую чашку чаю и молча подал её Тую.

Туй недоверчиво понюхал чай, сунул в чашку палец, осторожно прикоснулся к ней губами и с отвращением плюнул на землю.

—  Горячая вода, — сказал он своему сыну, сидевшему рядом. — Это просто горячая вода. Кокосовые орехи куда вкуснее.

Маклай громко хрустнул сахаром и так же молча протянул кусочек Тую.

—  А это камень, — определил Туй, перебросив сахар из одной ладони в другую.

—  У человека с луны, верно, очень крепкие зубы, если он так грызёт камень, — заметил его сын.

Туй с уважением посмотрел на Маклая. Теперь уже все папуасы называли Маклая «человеком с луны».

Всё в нём удивляло их: и светлый цвет его кожи,  и его привычки, и его необыкновенные вещи, а главное — его бесстрашие.

Туй не раз уже сокрушённо качал головой, глядя на безоружного Маклая. Он даже предлагал подарить ему собственное копьё и лук со стрелами, но Маклай отказался и от этого.

—  Должно быть, Маклай не может умереть, — говорили папуасы между собой. — Он ходит один, и в его руках нет ни топора, ни лука. Он не боится ни людей из Горенду, ни людей из Гумбу, ни даже людей с Били-Били. А ведь мы говорили ему, что люди с Били-Били непременно убьют его. Когда у человека столько хороших вещей, ему нельзя ходить без копья и громко петь в лесу. Он должен сидеть дома и стеречь своё жилище. Но Маклай не слушает нас и живёт так, будто он голый и будто у него нечего отнять. Он не боится людей. Это потому, что он человек с луны, — решили папуасы. — Люди из Гумбу сказали правильно.